Михаил Зайцев родился 1 сентября 1948 года в поселке Новый Восток Алтайского края. Здесь прошло детство поэта: поселок стоял на границе с Казахстаном, и климат "не баловал" тамошних людей. Зимою нередки были самые лютые морозы, а летом — изнуряющая жара. Но, видимо, М.Зайцев крепко впитал в свою натуру привычку противостоять капризам погоды, не "потерял" себя он в жизни, сумел отстоять не каждому даваемое право — право зваться поэтом. Не растерял он и тот чудесный багаж, что дал ему отчий дом в далеком детстве, куда поэт не раз будет возвращаться душой и сердцем. Вот почему так пронзительно звучит зайцевское стихотворение "Отчий дом":
Дом детства холоден и пуст. Но гляну: у сарая Горит, горит терновый куст, Горит — и не сгорает. Во все четыре дали — Русь, Eй нет конца и края... Горит, горит терновый куст, Горит — и не сгорает...
В Литературный институт М.Зайцев поступил в 1973 году, и время учебы он считает лучшим в своей жизни — ведь это были годы упорного творческого труда, годы осмысления себя и своего места в этом мире и времени, годы работы в семинаре у Николая Старшинова, своего "поэтического" учителя. Итогом этой работы стал первый сборник стихов М.Зайцева "Светлынь", вышедший в 1978 году.
На счету поэта двенадцать сборников, и какой бы ни пришлось открыть, всюду видишь главное — изображение Человека и Жизни, человека таким, каким он есть, и жизни без прикрас. Вот почему в более позднем творчестве М.Зайцева усиливается философское начало. Перед читателем проходят нравственно-психологические поиски лирического героя, его размышления о судьбе, о времени, о Боге, но никогда поэт не забывает свой родной край, дом, свою страну.
И, думается, так прав был Валентин Распутин, когда в своем письме поэту отмечал, что Родина "у Вас есть не только в ее собственном понятии, ощущение ее почти физическое. России очень сейчас нужны такие поэты, как Вы...". Чтобы понять это, достаточно прочесть эти строки:
Распахну окно навстречу свету!
Тишь какая! Будто на века!
Нету, нету, понимаешь, нету
На земле красивей уголка,
Чем вот этот, сотни раз воспетый
Сотнями поэтов и певцов,
Где зимой — зима, а лето — летом,
А весна — так в щебете скворцов!
Если осень — ах, какая осень!
Тишь какая! Будто на века!
Все спалит и лишь не тронет сосен
Да седин у мамы на висках...
В 1980 году М.Зайцев стал членом Союза писателей России.
Михаил Зайцев вспоминает:
"Первые строки складно я написал в четырнадцать лет. Безответно влюбленный в одноклассницу, я напрасно направлял в хрупкой пластмассовой оправе круглое зеркальце с первой парты на последнюю, ловя взгляд избранницы моего сердца — Шура, так звали девочку, отводила глаза.
Подвижная, шустрая, за что ее прозвали Шуровей, она не обращала на меня, невысокого росточка мальчика, никакого внимания — дружила со старшеклассником. И я с горя написал:
Я люблю тебя Шуровей,
Но ты любишь, кто покрупней,
Но я верю, что ты сама
Скоро поймешь, что ты не права.
Конечно же, это — не стихи. Но в этих бесхитростных строках уже было то, что потом часто присутствовало в моих "взрослых" стихах — самоирония.
В школьные годы я писал много, публиковался в районной газете "Степной маяк", подражал всем и вся, особенно безжалостно — Вознесенскому, эксплуатируя его строфику:
А клавиши — как скирды,
А пианист — горбат
И тощ, как после стирки
Брезентовый рюкзак ...
После десятилетки хотел поступать в Литературный институт, но мой дядя Саша по отцовской линии долго убеждал меня, что нужно приобрести специальность, которая кормила бы меня, мою будущую семью; разговор был долгим, резким, и родные почти силой заставили ехать поступать в Томский политехнический институт.
Родился я в небольшом сибирском поселке Новый Восток Алтайского края в 1948 году. Колхоз был дружным, крестьяне любили и умели работать, срубы рубили и свадьбы справляли всем селом.
С первого курса Томского политехнического я стал ходить в литературное объединение при институтской газете "За кадры", руководителем которого был поэт Василий Казанцев. Ох, и доставалось мне за мои вирши и от руководителя, и от таких же, как я, начинающих поэтов. "Ищи свою интонацию, Миша!" — говорил мне Казанцев. И вот как-то после очередной "разборки" я пришел, весь разбитый, опустошенный, в общежитие, сел на койку, взял карандаш, и впервые стал не придумывать, а писать о том, о чем я хорошо знал, что мне было близко и дорого — о своем родном поселке, крестьянах, поле, степном просторе ...
После окончания института я был распределен на работу на Волгоградский судостроительный завод, специально взял билет на Волгоград проездом через Москву, с мыслью показать свои стихи Василию Федорову, прекрасному поэту, стихи которого я любил, и с которым как бы немножко был знаком — Федоров несколько раз приезжал в Томск на дни поэзии.
В Москве из телефонного автомата я набрал его домашний номер. Из трубки женский голос ответил, что Василия Дмитриевича дома нет и спросил, что, собственно нужно? "Я хотел показать ему свои стихи." — "Ох, у нас все подоконники, полки и шкафы завалены стихами начинающих, Федорову придется бросить писать свои стихи, чтобы перечитать эту гору." Я хотел было извиниться и положить трубку, как голос спросил: "Вы москвич?" — "Нет, я из Сибири, Томска". — "Это меняет дело, — смягчился голос, — приезжайте к нам, меня зовут Лариса Федоровна, я жена Василия Дмитриевича".
Через полчаса я читал стихи Ларисе Федоровне, она просмотрела мою рукопись, отобрала стихотворений двадцать, похвалила некоторые из них, спросила о моих планах ...
— "Я хочу поступить заочно в Литинститут".
— "Думаю, Ваши стихи понравятся Федорову и он порекомендует их приемной комиссии Литинститута".
Эта фраза определила всю мою дальнейшую жизнь. Я стал студентом Литинститута. Я был счастлив. Мечта моя сбылась.
Приезжая на сессию в Москву, я нередко слышал от сокурсников бахвальства знакомством с тем или иным известным писателем, я ни разу словом ни обмолвился об участии в моей поэтической судьбе Василия Федорова. Но беда моя в том, что я даже не позвонил и не поблагодарил Федорова. И, видя его в окружении стайки начинающих поэтов на 7-ом совещании молодых писателей, вес же не решился подойти к нему. Моя благодарность Федорову была настолько велика, что я боялся выразить ее словами. Когда Василия Дмитриевича не стало, я позвонил Ларисе Федоровне, сказал слова соболезнования ... "А мы часто вас вспоминали, вы хорошо вошли в литературу, о вас пишут критики, Федоров радовался вашим успехам." Я положил трубку, упал лицом на подушку и заплакал.
В Литинституте я учился в поэтическом семинаре поэта Валентина Митрофановича Сидорова. Спокойный, сосредоточенный в себе, великий пропагандист творчества и философии Н.К.Рериха, Валентин Митрофанович проводил семинары с практическим прицелом на издание книг своих подопечных. Он четко улавливал манеру письма каждого из нас, направлял наше развитие как поэтов именно в этом русле, а несостоявшиеся отсеялись после третьего курса. В итоге к началу 80-х годов многие из нас издали свои первые книжки, а к середине 80-х практически все выпускники семинара В.М.Сидорова стали членами Союза писателей. По рекомендации Сидорова у меня вышли три книжки стихов в издательствах "Современник", "Советский писатель", "Советская Россия". В годы учебы в Литинституте я написал свои лучшие стихи.
В свободное от занятий время я прохаживал по редакциям журналов, в одних — стихи сразу же отвергали, в других — обещали опубликовать, но так ни разу и не опубликовали, в третьих — нудно и дотошно выясняли: с кем я и за кого.
В мае 1974 года я зашел в редакцию альманаха "Поэзия". В коридоре толпа начинающих поэтов жаждала показать свои творения Николаю Константиновичу Старшинову, главному редактору альманаха, именно ему, ибо в литературе 70-80-х годов не было другого поэта, как Старшинов, кто бы так по-отцовски, доброжелательно, но без всяких поблажек, помогал молодым войти в литературу. Дождавшись своей очереди, я робко зашел в затянутую сигаретным дымом небольшую комнату. Старшинов — я его сразу узнал по фотографиям из его книг — стоял, чуть согнувшись, над столом, собирая в портфель бумаги; стало ясно: он собирается уходить. Сердце мое упало. "Ну ладно, ладно, — как бы угадав мои мысли, сказал Старшинов, — дайте мне пяток ваших стихотворений и мы закроем тему, как когда-то изрек Доризо, написав сто стихотворений о любви".
Прочитав пять стихотворений, он попросил еще пять, потом еще, еще ... Из семидесяти стихотворений он действительно отобрал пять для публикации в "Поэзии". "А остальные стихи тоже оставь, я хочу предложить их издательству "Молодая гвардия". Беседовал со мной Николай Константинович часа три, расспрашивал обо всем: и о детстве, и о моих литературных пристрастиях, о семье, родителях, работе ... С этого дня Старшинов навсегда вошел в мою жизнь, он стал моим учителем. Он навсегда в моей душе и памяти: добрый, честный, с веселыми карими глазами русский человек, который любил Родину и поэзию ...
В 1978 году в издательстве "Молодая гвардия" вышла моя первая книжка стихов "Светлынь". На Всесоюзном литературном конкурсе на лучшую первую книжку молодого поэта она была отмечена I-ой премией. Началась моя взрослая литературная жизнь".
